|
||||||||||||||||
| СЕРГЕЙ БОДРОВ <Я ФАТАЛИСТ> | ||||||||||||||||
Несовпадение экранного и реального имиджей Сергея нравилось и фотографам — они с удовольствием «играли» с ним, то возвращая его к образу Данилы Багрова, то вспоминая о его серьезном образовании. Видимо, именно оно заставляло его кротко сносить все эти «игры» прессы, так как фотографироваться он терпеть не мог... Интервью давать — тоже. Мы публикуем это давнее его интервью, потому что из него можно очень ясно понять «каким он парнем был...» — Ты себе на каких фотографиях больше нравишься: где ты скромный и в очках или где без очков и с автоматом? — Да мне все равно. — Но тебе хоть какой-то кайф доставляет то, что у тебя берут интервью, узнают, на обложки фотографируют? — Кайф? Да нет, конечно. От этого на самом деле столько же приятного, столько же и неприятного. Я не воспринимаю все это как что-то важное. Если считать важными все эти съемки и интервью, то тогда ты должен серьезно относиться вообще ко всему, что о тебе пишут, к любой статье. А это глупо, бессмысленно, забирает силы и энергию. — Часто пишут неправду? — Помню один заголовок — «Бодров женился на стерве». — Но, может быть, именно твоя скрытность провоцирует такие вещи? Ты ведь всегда говоришь о личной жизни очень уклончиво, если вообще говоришь. — Я не считаю нужным о ней говорить. Личная жизнь потому и называется личной, чтобы о ней не рассказывать. Мне очень не нравится, когда начинают в душу лезть. Да для меня вообще интервью давать — мука адская. Когда дочь родилась, звонить начали... Ребенка ведь даже друзьям своим не показываешь первые недели, а тут журналисты начинают расспрашивать. — Ты домашний человек? Можешь сказать, что твой дом — твоя крепость? — Я и об этом не особенно хочу говорить — домашний я, не домашний... А что касается крепости — можно носиться неделю везде, а можно дома залечь на диване на неделю, депрессию переживать. — На письма зрителей ты отвечаешь? — Было письмо от женщины, кажется, из Южноуральска. Пожилая женщина так трогательно ко мне обратилась: «Дорогой Сергей Сергеевич...» Пишет: «Прошу совета вашего. Младший сын ушел в армию, хороший сын, работящий. 0дна у него радость была до армии — купил себе мотоцикл «Урал». И был он ему как ребенок — чистил его сын, лелеял, холил. Потом оставил в гараже и ушел служить. В Чечню. Письма все время пишет, спрашивает: «Мама, как там мой мотоцикл?» И вот случилась у меня беда. Залезло в гараж жулье, мотоцикл украли, а я боюсь сыну в этом признаться. А со старшим сыном тоже беда. Он этих подонков нашел, а они его избили да еще ограбили. Вот вы в фильме так лихо с подонками расправлялись, что вы мне посоветуете?» Вот что сказать ей: «Вызывайте милицию» или «Бог им судья»? Я первый раз в жизни решил лично на это письмо ответить. Сидел, часа два думал. — И что ответил? — Нашел какие-то слова. Сейчас я их не повторю. Но надеюсь, что тот парень, когда из Чечни вернется, правильно меня поймет. Хотя он про жизнь знает в cто раз больше, чем я. Конечно, я посоветовал не мстить. — Думаю, эта женщина была рада, что ее сыну не придется мстить. Но многих твой совет наверняка бы удивил — после «Брата» тебя воспринимали не как Сергея Бодрова, а как Данилу Багрова. А сам ты какую-то связь с ним чувствуешь? — Мы с ним как близнецы. Знаешь, бывают такие близнецы — внешне друг на друга похожие как две капли воды, а внутренне совершенно разные. Идет такое виртуальное влияние. Возможно, он делает меня жестче, а я его — мягче. — Года два назад, после выхода «Брата» на экраны, ты говорил, что пришло время таких людей, как Данила. Оно продолжается? — Я не очень хорошо помню, что тогда говорил, но, по-моему, это время и не кончалось. За родных своих надо постоять? Надо. Слабых надо защищать? Надо. Родину свою надо любить? Надо. Нет, это время постоянно, оно никогда не кончится. — Представь Данилу Багрова не своим экранным близнецом, а живым человеком, с вот такими взглядами, манерой поведения, способами разрешения конфликтов. Ты бы хотел, чтобы у тебя был такой брат? — (Очень долго думает). Нет. Брат... Вообще, я всегда сестру хотел... Ну вот, и ответил на вопрос. — Довольно большая часть «Брата-2» снималась в Америке. Как тебе эта страна, и будет ли ей «кердык»? — Будет. Особенно если говорить о национализме. Там ведь национализм ужасный, совсем другой, чем у нас, но его очень много. Вот, например, черные белых называют «сноу-флейк» — перевести это можно как «снежные хлопья» или «снежок». Слово это ругательное. Мы снимали одну из сцен в баре, в негритянском районе, где вообще белым появляться не стоит. И позвали местный народ сниматься в массовке — пиво им бесплатное поставили, они очень рады были. И когда мы начали снимать эпизод, в котором негр, обращаясь к белому, называет его «сноу-флейк», они все были в таком восторге, что даже зааплодировали, — в настоящем кино негр обращается к белому и произносит это слово! В полном были восторге. — А черных нельзя называть «ниггеры»? — Да, это слово нельзя произносить, оно считается очень обидным. Меня как-то гримировала американская гримерша, мы разговаривали и ждали чернокожих актеров, и она вдруг склоняется низко-низко и на ухо мне шепотом говорит: «Скоро ниггеры придут!» — Национализм есть, к сожалению, не только в Америке. Слова из первой картины «Не брат ты мне, гнида черножопая» так и не забыли, а после «Брата-2» вспомнят опять. Причем нынешняя политическая ситуация их не то чтобы оправдывает, но... — Знаешь, количество добра и зла в мире всегда одинаково. И если сейчас зло воплощено в виде гуннов с черными бородами, то так и должно быть. С этим злом можно бороться, но количество его в мире не изменится. — Ты что же, абсолютный фаталист? — Да. Я фаталист. — А как ты думаешь, Салмана Радуева надо расстреливать? — Можно об этом рассуждать, но в принципе ничего же не изменится. Если смотреть с точки зрения человечества, его общего развития и воспринимать людей как букашек, то от того, будет этих букашек больше или меньше, ничего толком не изменится. Это, в общем-то, верная философия, но в этом случае тебе уже все равно, что будет с тобой, с твоими родными, потому что ты и на них смотришь как на букашек... Если исчезнут, то ничего не изменится. Гунны будут появляться все время разные и никогда не исчезнут, но это совершенно не значит, что с ними не надо бороться. Только борются все по-разному. — То есть противиться злу надо, но не надо противиться насилием? — Ну вот представь. Две тысячи человек, все совершили что-то жуткое: изнасилования, расчлененка, они все преступники. И надо пойти и их расстрелять. Радуев тоже преступник. Это тоже жизненная философия — пойдет человек их расстреливать или не пойдет. — А ты? — Я не пойду. — А ты не ездил в Чечню встречаться с солдатами. Они наверняка смотрели «Брата» и видят в тебе что-то близкое... — Не ездил. Но если бы такая ситуация сложилась — поехал бы обязательно. Мне письмо пришло от парня, который служил в Чечне, потом вернулся в Питер, связался там с какими-то бандитами, получил я от него письмо, а под письмом подпись «Данила», я даже вздрогнул. Мы с ним встретились, поговорили. Сейчас он организовал у себя что-то вроде клуба чеченских ветеранов. — Ты в армии служил? — Нет. — А оружие любишь? — Да, как всякий мужчина. В нем что- то такое мистическое есть. — У тебя после «Брата» не было опасений, что тебя растиражируют как типаж? — Да не позволю я себя особенно растиражировать. — Отказываешься от ролей? Но ко- го-то же тебе сейчас предлагают? — Предлагают. Предлагают негодяя. Он не мерзавец, а именно негодяй. Так что, может быть, что-то и получится. — А с телевидения ты ушел оконча- тельно? — Ушел. Я начал понимать, что это не совсем моя работа. Потому решил оставить программу «Взгляд». — Ты, несмотря на довольно большое количество ролей, постоянно говоришь, что ты не актер. Что в тебе должно измениться, чтобы ты себя им почувствовал? — Во мне ничего не должно измениться, потому что я актером себя чувствовать не буду. А так, нужно больше самовлюбленности, и главное — стремление всем понравиться. — А в тебе этого нет? — Нет. Во мне этого нет. Я не хочу быть актером. — А кем хочешь? — Я? Хотел бы кино ставить, быть режиссером. — Но если ты говоришь, что ты не жесткий чкловек, как бы ты мог управлять таким огромным коллективом? Там же орать надо. — Я не стал бы орать. — То есть осветителю, который опо- здает на два часа на съемку, ты скажешь вместо «Трам-тарарам...» «Простите, но своим опозданием вы очень помешали нашей работе»? — Да. Осветителю я скажу так, а вот продюсеру, который будет вмешиваться в работу, могу и «Трам-тарарам...». — А если бы ты ставил свой фильм, он был бы чем-то похож на картины Алексея Балабанова? — Работать с Балабановым мне нра- вится, но снимать так, как он, я не стал бы. А как стал бы, я еще не знаю. Вообще, люди, человеческие отношения намного выше искусства. Мне живой человек интереснее любого фильма, любой картины. — Может быть, в тебе психолог скрывается? — Да кто во мне только не скрыва- ется... — А твой Данила, он любит людей? — Он едет выручать брата друга, который в результате-то оказывается вовсе не самым лучшим человеком. Подонка, который только что чуть его не убил, он не убивает, потому что в коридор выбежал маленький сын этого самого подонка и прочел стихотворение о Родине, от которого у Данилы просто ком в горле появился... По-моему, нельзя такое сделать, не любя людей. — А ты в общении избирателен? — Ну конечно. А как же иначе. Да, я избирателен в общении. — А с Витей Сухоруковым, «братом» своим, ты дружишь? — Мы вместе жили в квартире в Чикаго, специально попросились. Там были огромные окна, от пола до потолка, смотришь — и весь город перед собой видишь. Фильм-то малобюджетный, я как в эту квартиру вошел, подумал: не ошиблись ли мы дверью? А Витя на всю эту красоту посмотрел и сказал: «Витька Сухоруков в Чикаго. Видела бы мамка моя...» А потом минут сорок молчал. Он первый раз был за границей, потом пошел гулять по Чикаго, исходил весь город. Витя замечательный. — Ты получил достаточно серьезное образование — одно название твоего диплома заставляет замирать от уважения. А в жизни тебе это образование как-то пригодилось? — Конечно. Вот приезжаешь в какой-нибудь город. Что обычно об этом городе знаешь? Что там есть центральная площадь, какие-то магазины... А я знаю, что там в музее есть одна картина, у которой ты можешь целый день провести. И этот день прибавляется к твоей жизни. |
||||||||||||||||
Продажа квартир м.Речной вокзал |
эрозия шейки матки лечение |
Центры косметологии Мона Лиза в Куркино